Сергеев-Ценский Сергей - Утренний Взрыв (Преображение России - 7)
Сергей Николаевич Сергеев-Ценский
Преображение России
Эпопея
Утренний взрыв
Роман
{1} - Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.
Содержание
Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвертая
Глава пятая
Глава шестая
Глава седьмая
Глава восьмая
Глава девятая
Глава десятая
Глава одиннадцатая
Глава двенадцатая
Глава тринадцатая
Глава четырнадцатая
Глава пятнадцатая
Глава шестнадцатая
Глава семнадцатая
Глава восемнадцатая
Глава девятнадцатая
Глава двадцатая
Глава двадцать первая
Глава двадцать вторая
Глава двадцать третья
Примечания
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Над новой огромной картиной "Демонстрация перед Зимним дворцом" Алексей
Фомич Сыромолотов работал в своей мастерской в Симферополе, перевезя сюда
холст, начатый в Петрограде, притом работал так неотрывно, как это было ему
всегда свойственно.
Хотя к октябрю 1916 года уже исполнилось ему шестьдесят лет, но он был
еще очень силен и телом и духом. Он даже сказал как-то своей
двадцатидвухлетней жене Наде, урожденной Невредимовой:
- Могу тебе признаться, что я, как это ни покажется кому-нибудь
неестественным, ничего пока еще не потерял из всех своих качеств
художника... Разве мне нужны, например, очки? Ведь нет же, ты это знаешь!
Все воспринимаю ярко и точно, как и сорок лет назад, и рука вполне тверда...
А? Тверда или нет? Хочешь убедиться? Надевай пояс!.. Впрочем, нет, не пояс,
- он может порваться, - а лучше длинное полотенце вместо пояса.
- Зачем это? - спросила Надя и поглядела на мужа пытливо, хотя уже
догадывалась, что он хочет на ней же самой показать, насколько крепки еще
его шестидесятилетние руки.
Тонкая в талии и стройная, она была не ниже ростом коренастого Алексея
Фомича. Незадолго перед тем она взвешивалась, и в ней оказалось почти четыре
пуда.
- Это уж мое дело, зачем! Доставай полотенце, тебе говорю!
Сыромолотов глядел на нее притворно строго, Надя же на него с несколько
лукавым прищуром светлых круглых глаз; потом стремительно и в то же время
как бы без малейших усилий тела подошла к комоду, выдвинула нижний его ящик,
достала полотенце и завязала его на талии тугим узлом.
- Крепко? - спросил Алексей Фомич и сам еще туже затянул узел.
- Не-ет, не под-ни-мешь! - протянула Надя шаловливо, как девочка.
- Раз, два, три! - скомандовал самому себе Алексей Фомич, став за ее
спиною и берясь за полотенце правой рукой.
И вдруг она очутилась над его головой, и он, торжественно шагая,
прошелся из одной комнаты в другую, неся ее на правой руке, согнутой в
локте, а левую уперев для равновесия в свой бок.
Когда он опустил Надю, она захлопала в ладоши, вскрикивая:
- Браво! Браво, Алексей Фомич! Браво!
Она не называла его иначе, как по имени-отчеству, не могла от этого
отвыкнуть; и в то время, как он не перестал и на втором году супружества
любоваться ею, она не перестала по-девичьи восхищаться им,
художником-силачом.
Здесь, в Симферополе, жил еще ее дядя Петр Афанасьевич Невредимов, в
доме которого она выросла и которого называла, как и все ее братья и сестры,
"дедушкой", а тому было уже теперь восемьдесят восемь лет. Он был весь
белый; голова его тряслась при ходьбе и при разговоре, а тело, хотя и
высокое, казалось совсем легким, почти прозрачным.
Рядом с ним Алексей Фомич не мог не считаться не только молодым, даже
молодцеватым: ведь ни в его густой гриве на объемистом черепе с широким
крутым лбом, ни в его подстриженной клином русой бороде не было еще седых
волос. При виде его каждый говорил: "До ста