Сергеев-Ценский Сергей - Старый Врач
Сергей Николаевич СЕРГЕЕВ-ЦЕНСКИЙ
СТАРЫЙ ВРАЧ
1
Когда 22 июня врач-хирург, которому было уже под семьдесят, пришел
неторопливо, как обычно, в свою больницу, к нему обратились там:
- Иван Петрович! Вы слышали? Война!
Он не слышал про это: у него в квартире не было радио.
С кем война, ему даже и догадаться сразу было трудно, пришлось
спросить.
У него начались перебои сердца, и он налил себе воды из графина.
Потом пришла его жена, тоже врач, только терапевт, тоже старый уже
человек, с сильной проседью в редких темных волосах. Она взволнованно
поглядела на него сквозь очки и сказала:
- Знаешь, что я слышала на улице, Иван Петрович?
- Знаю, Надежда Гавриловна, - ответил он.
В этом обращении их не было никакой торжественности, продиктованной
необычайной минутой, - они просто давно уже привыкли так, по
имени-отчеству, называть друг друга.
- Я думаю, что это очень, очень скверно! - сказала она, глядя на него
пытливо сквозь очки.
Он кивнул головой и отозвался как эхо:
- Скверно!
Потом все пошло совершенно непостижимо для них, пошло изумительно
быстро, как никогда и не думалось им.
Город, в котором они жили, был за несколько сот километров от
западной границы, но каждый день они убеждались, глядя на карту, как
заметно сокращается расстояние между их городом и фронтом.
- Если они будут так идти дальше, Иван Петрович, то... - сказала и не
договорила как-то она.
Он же пригладил, стараясь делать это совершенно спокойно, свои
серебряные, с зачесом справа налево, профессорские длинные волосы и
ответил уверенно:
- Остановят, Надежда Гавриловна, остановят.
Но так как город стоял при море, то с первых же дней войны в нем
стали ожидать вражеские десантные отряды. Поэтому на самом берегу начали
поспешно воздвигать проволочные заграждения, вбивая виноградные колья в
сыпучий голубой гравий на пляже.
Когда делали это, был полный штиль, - море лежало, как зеркало, - но
дня через два после этого задул норд-ост, начался шторм, волны яростно
хлестали в берег, проволочные заграждения в первый же час сорвало прибоем,
и кружево колючей проволоки вместе с новенькими веселыми кольями заплясало
на гребнях горбатых валов. Потом, когда наигралось ими море, они валялись
на берегу, эти проволока и колья, колючими, как ежи, грудами. Купальщики
оттаскивали их подальше, чтобы они не мешали раздеваться и входить в море.
Потом стали забивать колья за пляжем, куда не дохлестывал прибой.
Все начали рыть щели около своих домов, чтобы укрыться от осколков
бомб. Фашистских бомбардировщиков ждали тоже со стороны моря.
Иван Петрович не только нимбом белых волос, но и всей осанкой и
манерой глядеть на людей и говорить с ними походил на старого профессора.
Живя давно уже в этом городе, где в окрестностях были виноградники и
винные подвалы и всюду по ларькам продавалось вино, он не пристрастился к
вину, хотя такое пристрастие почему-то часто встречается у хирургов.
- У тебя, Иван Петрович, никогда не бывает головных болей, и ты не
теряешь памяти; вообще у тебя нет внешних симптомов склероза мозга, -
как-то сказала ему жена.
На это Иван Петрович отозвался так:
- Кстати, склероз мозга... Я сегодня говорил с нашим зубным техником
Прилуцким, думает ли он уезжать и куда именно, ввиду того что враги-то
приближаются... И представь, что он мне ответил: - - - - Как ты думаешь, Надежда Гавриловна,
это, пожалуй, у него склероз мозга, а?
- Нет, Иван Петрович, - решительно ответила она, - это у него просто
подлость, а не склероз!
2
Чем отч
