Сергеев-Ценский Сергей - Обреченные На Гибель (Преображение России - 1)
Сергей Николаевич СЕРГЕЕВ-ЦЕНСКИЙ
ПРЕОБРАЖЕНИЕ РОССИИ
Эпопея
ОБРЕЧЕННЫЕ НА ГИБЕЛЬ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
СВЯТОЙ ДОКТОР
Придет время, и самое это слово "святой" забудется и исчезнет, как
все другие слова, вышедшие из обихода в верхах общества, перебравшиеся из
столиц и больших городов в глухие углы и там угасающие в тиши.
Но тот, кого называли святым доктором, военный врач Иван Васильич
Худолей, хотя и знал, что так именно его называли, - не понимал, в чем его
святость.
Он жил на скромной улице Гоголя в собственном доме в четыре окна на
улицу, в том городе*, на вокзале которого однажды в конце декабря
архитектор Алексей Иваныч Дивеев стрелял в Илью Лепетова, бывшего
любовника своей покойной жены.
_______________
* Город этот - Симферополь. (Прим. автора.)
Впрочем, нельзя было сказать о Худолее, что жил он в своем доме на
улице Гоголя: он только ночевал там, и то не всегда, а жил в городе, у
больных.
Это был хрупкий на вид человек, бледный, длинноликий, с несколько
ущемленным и узким носом и карими глазами; усы невнятные пепельные и
небольшая русая бородка, длинные волосы и пробор посередине головы - уже
одно это при первом взгляде на него напоминало Христа на иконах, и -
странно - совсем не мешал этому впечатлению военный мундир.
Как полковой врач пехотного полка, он лечил солдат, которым по роду
их занятий никаких болезней не полагалось, кроме трахомы, но ни у кого из
врачей города на было такой практики, как у него, и приглашали его ко
всевозможным больным, точно не было в городе специалистов; все знали за
ним несомненный и большой талант, редкий даже и у врачей: жалость.
Это был природный его талант, и когда он был еще студентом, он
женился на некрасивой девушке-бонне отнюдь не по любви, а только из
жалости, и теперь имел от нее трех сыновей - старший уже гимназист
восьмого класса - и дочь Елю.
В доме жил еще денщик - Кубрик Фома, ходивший обедать в роту, и с
утра подъезжал к дому месячный извозчик Силантий, старик недоброго вида:
спина сутулая, кудлатая голова в плечи, взгляд запавших маленьких глаз
волчий. Он каждый день видел, как с утра, побывав в полковом околотке,
отправлялся доктор по больным, которые побогаче, и потом заезжал в аптеку
и на базар. Из аптеки выносил пузырьки и пакеты с лекарствами, на базаре
покупал то провизию, то железную ванну, и все это вез не к себе домой, а к
другим больным, которые беднее. От денщика Фомы знал Силантий, что не
привозит доктор ни копейки жене, кроме жалованья из полка, и - мужик
хозяйственный, обстоятельный, скопидом и тоже большой семьянин, - и хотел
понять и не мог понять доктора; здоровался с ним по утрам без
подобострастия и облегченно прощался по вечерам.
Но однажды, свободный от разъездов с доктором, стал он в полночь
около театра, и из театра вышли и наняли его офицер и молоденькая совсем
барышня лет шестнадцати. Офицер провожал барышню домой и назвал как раз
дом доктора Худолея на тихой улице Гоголя. Силантий, даже не оборачиваясь
назад, догадался, что везет дочь своего доктора, и рад был втайне
нехорошей радостью, что она его не узнала, и еще глубже утопил в плечах
тяжелую кудлатую голову. Но слушал чутко и слышал звонкие молодые поцелуи
и торопливые ночные слова и, притворяясь полусонным, не кашлял даже
по-стариковски, сдерживался, чтобы не помешать...
А у ворот так знакомого дома в четыре окна - при тусклой луне видно
было - сидел кто-то, и когда подъехали, он встал, и Силантий узнал
старшего сына доктора - Володю, длинного и тонко
