70b9f162     

Сергеев-Ценский Сергей - Лерик



Сергей Николаевич Сергеев-Ценский
Лерик
Повесть
I
Станционный сторож все бегал со свертками и корзинками с платформы к
экипажу, и то и дело Софья Петровна Полунина кричала ему:
- А кулек?.. Где же кулек с сахаром? Ах, здесь!.. А балык?.. Ну,
конечно, мы его забыли в вагоне! Ах, господи!.. Несешь? Ну вот, хорошо! А
белила в жестянке?.. Длинный такой ящик с гвоздями?.. А-а!.. Василий, ну где
же белила?..
Коричневый Василий все успокаивал:
- Здесь, ваше сиятельство!.. Несу, ваше сиятельство!.. Все в целости,
ваше сиятельство!
А студент-филолог 2-го курса Марк Игнатьич Месяц разглядывал в это
время лошадей, и так как он слышал, что бывают высокие и низкие бабки, то
нагибался даже, чтобы рассмотреть, - но и бабки и все ноги по грудь были
густо заляпаны осенней грязью.
Едкий запах лошадиного пота веселил: после долгой городской сидячки
хорошо было рысить полями... Спросил кучера: "Далеко ехать?" - а кучер
Филат, породистый кучер, то есть грузный, медленный и саркастический, тоже
спросил:
- До нас-то?
- Да, до усадьбы?
- До нас зачем далеко? До нас недалеко... Верст семнадцать.
Лерик, закутанный в башлычок, подскочил, крича:
- Филат, Филат! Это мой учитель!.. Правда, какой высокий?
- Гм!.. - отозвался Филат.
- Правда, ведь - выше Павла Максимыча?
- Н-нет, Павел Максимыч будет повыше... - улыбнулся было снисходительно
Филат, а уж коричневый Василий все в экипаже занял покупками - понадобился
передок; свирепо запихивал под ноги Филату какой-то длинный, рогожей
заделанный тюк, говоря Софье Петровне: "Конечно, в сельском быту все нужно,
ваше сиятельство", а ему: "Ну-ка, опростай ноги-то к сторонке - се-ел!"
Наконец, поехали.
Сеялся, как иголочки, мелкий, но очень упорный октябрьский дождик и
пахнул почему-то осиной, осокорем и ветлой, хотя нигде поблизости не было
видно этих деревьев. Кругом залегли только поля блаженно размякшего
чернозема, поля пустые - даже стерня была вся перетоптана скотом и брошена,
и галок не было.
Ухабисто-мягкая, жидкая дорога внизу, чавканье двенадцати копыт
спереди, сырой, прелый кожаный верх над головой, покачиванье и прыжки
фаэтона - все это вместе очень хорошо укладывалось в слово "хлябь", и над
этим живописным словом весело думал любивший многое в жизни, но больше всего
слова Марк Игнатьич, лицом очень похожий на педагога Ушинского в юности.
Именно эта внешность и подкупила жену предводителя В-ского дворянства
пригласить его (конечно, по объявлению в газете) заниматься с Лериком, и
теперь они ехали со станции Висюнь в имение Полуниной Куньи-Липяги.
Эта маленькая черная пожилая дама с ястребиным носиком и восточными
глазами, с богатейшей игрой сухого лица, жестов и интонаций не утомляла
Месяца тем, что говорила все время. Для Месяца все на свете было еще
чрезвычайно ново и любопытно, хотя он был больше мечтателен, чем пытлив, и
давал жизни больше, чем брал от нее сам: молодость всегда ведь богаче жизни.
Софья Петровна рассказала ему, что она - урожденная графиня Кензерская,
чтобы он не удивлялся, когда в доме будут звать ее "ваше сиятельство"; что
английский метод воспитания превосходен, а французского она совсем не
признает; что они не режут купонов, а живут личным трудом; что она сама
ведет все хозяйство, а управляющий ее - немец Блюмберг - только упрям, как
боров, и глуп; что у Лерика переменилось уж три домашних учителя: попадался
все отчаянно тупой народ, а один из них, тоже студент, думал почему-то, что
английский метод воспитания - это бокс; что вообще



Содержание раздела